— Позвольте, — кричал отец, — скажите мне, в чем же именно состоят его шалости?
— Ника, не защищай его, — кричала мать, — он не должен шалить.
— Да что он нашалил? — допрашивал отец, бегая, словно шатаясь на коротких ножках.
— Вообще шалит, возится, дерется, — угрюмо говорил Передонов, — постоянно шалит.
— Я не дерусь, — жалобно восклицал Антоша, — у кого хотите спросите, я ни с кем никогда не дрался.
— Никому проходу не дает, — сказал Передонов.
— Хорошо-с, я сам пойду в гимназию, я узнаю от инспектора, — решительно сказал Гудаевский.
— Ника, Ника, отчего ты не веришь! — кричала Юлия Петровна, — ты хочешь, чтобы Антоша негодяем вырос? Его высечь надо.
— Вздор, вздор! — кричал отец.
— Высеку, непременно высеку! — закричала мать, схватила сына за плечо, и потащила его: — пойдем в кухню, Антоша, — кричала она, — пойдем, миленький, я тебя высеку.
— Не дам! — закричал отец, вырывая сына.
Мать не уступала, Антоша отчаянно кричал, родители толкались.
— Помогите мне, Ардальон Борисыч, — закричала Юлия Петровна, — подержите этого изверга, пока я разделаюсь с Антошей.
Передонов пошел на помощь. Но Гудаевский вырвал сына, сильно оттолкнул жену, подскочил к Передонову, и грозно закричал:
— Не лезьте! Две собаки грызутся, третья не приставай! Да я вас!
Красный, растрепанный, потный, он потрясал в воздухе кулаком.
Передонов попятился, бормоча невнятные слова. Юлия Петровна бегала вокруг мужа, стараясь ухватить Антошу; отец прятал его за себя, таская его за руку то вправо, то влево; глаза у Юлии Петровны сверкали, и она кричала:
— Разбойником вырастет! В тюрьме насидится! В каторгу попадет!
— Типун тебе на язык! — кричал Гудаевский. — Молчи, дура злая!
— А, тиран! — взвизгнула Юлия Петровна, подскочила к мужу, ударила его кулаком в спину, и порывисто бросилась из гостиной.
Гудаевский сжал кулаки, и подскочил к Передонову.
— Вы смутьянить пришли, — закричал он. — Шалит Антоша? Вы врете, ничего он не шалит, я бы и без вас это знал, а с вами я говорить не хочу. Вы по городу ходите, дураков обманываете, мальчишек стегаете, диплом получить хотите на стегальных дел мастера. А здесь не на такого напали. Милостивый государь, прошу вас удалиться!
Говоря это, он подскакивал к Передонову и оттеснял его в угол. Передонов испугался, и рад был бы убежать, да Гудаевский, в пылу раздражения, не заметил, что загородил выход. Антоша схватил отца сзади за фалды сюртука, и тянул его к себе. Отец сердито цыкнул на него, и лягнулся. Антоша проворно отскочил в сторону, но не выпустил отцова сюртука.
— Цыц! — крикнул Гудаевский, — Антоша, не забывайся!
— Папочка, — закричал Антоша, продолжая тянуть отца назад, — ты мешаешь Ардальону Борисычу пройти.
Гудаевский быстро отскочил назад, — Антоша едва успел увернуться.
— Извините, — сказал Гудаевский, и показал на дверь, — выход здесь, а задерживать не смею.
Передонов поспешно пошел из гостиной. Гудаевский сложил ему из своих пальцев длинный нос, потом поддал в воздухе коленом, словно выталкивал гостя. Антоша захихикал. Гудаевский сердито прикрикнул на него:
— Антоша, не забывайся! Смотри, завтра поеду в гимназию, и если это окажется правда, отдам тебя матери на исправление.
— Я не шалил, он врет, — жалобно и пискливо сказал Антоша.
— Антоша, не забывайся! — крикнул отец. — Не врет надо сказать, — ошибается. Только маленькие врут, взрослые изволят ошибаться.
Меж тем Передонов выбрался в полутемную прихожую, отыскал кое-как пальто, и стал его надевать. От страха и волнения он не попадал в рукава. Никто не пришел ему помочь.
Вдруг откуда-то из боковой двери выбежала Юлия Петровна, шелестя развевающимися лентами, и горячо зашептала что-то, махая руками и прыгая на цыпочках. Передонов не сразу ее понял.
— Я так вам благодарна, так благодарна, — наконец расслышал он, — это так благородно с вашей стороны, так благородно, такое участие. Все люди такие равнодушные, а вы вошли в положение бедной матери. Так трудно воспитывать детей, так трудно, вы не можете себе представить. У меня двое, и то голова кругом идет. Мой муж — тиран, он ужасный, ужасный человек, не правда ли? вы сами видели.
— Да, — пробормотал Передонов, — ваш муж, как-то это он, так нельзя, я забочусь, а он…
— Ах, не говорите, — шептала Юлия Петровна, — ужасный человек. Он меня в гроб вгонит, и рад будет, и будет развращать моих детей, моего миленького Антошу. Но я — мать, я не дам, я все-таки высеку.
— Не даст, — сказал Передонов, и мотнул головой по направлению к горницам.
— Когда он уйдет в клуб. Не возьмет же он Антошу с собой! Он уйдет, а я до тех пор молчать буду, как будто согласилась с ним, а как только он уйдет, я его и высеку, а вы мне поможете. Ведь вы мне поможете, не правда ли?
Передонов подумал, и сказал:
— Хорошо, только как же я узнаю?
— Я пришлю за вами, я пришлю, — радостно зашептала [Гудаевская] Юлия Петровна. — Вы ждите, — как только он уйдет в клуб, так я и пришлю за вами.
Вечером Передонову принесли записку от Гудаевской. Он прочел:
...«Достоуважаемый Ардальон Борисович!
Муж мой в клубе, и теперь я свободна от его варварства до часу ночи. Сделайте ваше одолжение, пожалуйте поскорее ко мне, для содействия над преступным сыном. Я сознаю, что надо изгонять из него пороки, пока мал, [хотя бы и родительским путем,] а после поздно будет».
Искренно уважающая Вас