Мелкий бес - Страница 127

127

Шарик саркастически усмехнулся и значительно произнес:

— Сергей, а не Иван.

Сергей Тургенев поморщился.

— Ну, это к делу не относится, — сказал он. — А только вот что я вам, господин Передонов, скажу: нельзя напечатать, что эта госпожа протестовала, а придется все изобразить символически, то есть обратно. Мы напечатаем, что она совершила экзекуцию над гимназистом по своей собственной инициативе, на почве своего необузданного азиатского деспотизма. Такая репродукция этого инцидента будет соответствовать гуманным принципам нашего органа печати.

III

Передонов громко зевнул. Ему было все равно, но разговоры ему уже надоели. Он сказал угрюмо:

— Улица торчком встала.

Писатели поглядели вперед. Улица поднималась на невысокий холм, и за ним опять был спуск, — и перегиб улицы между двумя лачужками рисовался на синем, вечереющем и печальном небе. Тихая область бедной жизни замкнулась в себе, и тяжко грустила, и томилась. И даже писателям стало грустно, как бывает иногда вдруг скучно слабым и усталым детям.

— Да, яма, — сказал Шарик и свистнул.

Сергей Тургенев молчал, томно склонив голову. Он думал, что его печаль — печаль великой души, томящейся в бедных оковах лживого бытия, и гордился этою своею печалью.

Деревья дремно свешивали ветки через заборы и заглядывали в лица проходившим, и подслушивали, и мешали идти, и шепот их был насмешливый и угрожающий. Баран стоял на перекрестке и тупо смотрел на Передонова.

Вдруг из-за угла послышался блеющий смех, выдвинулся Володин и подошел здороваться. Передонов смотрел на него мрачно и думал о баране, который сейчас стоял здесь, и вдруг его нет.

Это, думал Передонов, конечно, Володин оборачивается бараном. Не даром же он так похож на барана, и не разобрать, смеется ли он, или блеет.

Эти мысли так заняли Передонова, что он совсем не слышал, что говорили, здороваясь, Володин, писатели и Виткевич.

— Чего лягаешься, Павлушка! — тоскливо сказал Передонов.

Володин осклабился, заблеял и возразил:

— Я не лягаюсь, Ардальон Борисыч, а изволю здороваться с вами за руку. Это, может быть, у вас на родине руками лягаются, а у меня на родине ногами лягаются, да и то не люди, а, с позволения сказать, лошадки.

Передонов проворчал:

— Еще боднешь, пожалуй.

Володин обиделся и дребезжащим голосом сказал:

— У меня, Ардальон Борисыч, еще рога не выросли, чтобы бодаться, а это, может быть, у вас рога вырастут раньше, чем у меня.

Писатели слушали его и посмеивались.

— Да он у вас — шустрый парень, — сказал Шарик с любезною улыбкою в сторону к Передонову.

Передонов сердито говорил:

— Язык у него длинный, — мелет, чего не надо.

Володин немедленно возразил:

— Если вы так, Ардальон Борисыч, то я могу и помолчать.

И лицо его сделалось совсем прискорбным, и губы его совсем выпятились. Однако он шел рядом с Передоновым, — он еще не обедал и рассчитывал сегодня пообедать у Передонова: утром, на радостях, звали.

IV

Дома ждала Передонова важная новость. Варвара выбежала в прихожую и закричала:

— Кота вернули!

Испуганная, она не замечала гостей. Наряд ее был, по обыкновению, неряшлив — засаленная блуза над серою, грязною юбкою, стоптанные туфли, пыльные чулки клюквенно-кисельного цвета. Волосы нечесаные, растрепанные. Взволнованно говорила она Передонову:

— Иришка-то! со злобы еще новую шутку выкинула. Опять мальчишка прибежал, принес кота и бросил, а у кота на хвосте гремушки. Кот забился под диван и не выходит.

Передонову стало страшно.

— Что же теперь делать? — спросил он писателей.

Сергей Тургенев отвечал:

— Прежде всего, будьте любезны отрекомендовать нас вашей супруге.

Так как Передонов стоял неподвижно, то Сергей Тургенев сам подошел к Варваре, галантно шаркнул, схватил себя за галстух и назвался:

— Литератор Сергей Тургенев, позвольте отрекомендоваться. Прошу великодушного извинения, что вторгаюсь в ваш семейный очаг, может быть, несвоевременно.

Варвара ухмыльнулась, подала литератору потную, пыльную от возни с котом, руку и сказала:

— Приятно познакомиться. Уж только вы меня извините, что я в таком затрапезе. Вот, по хозяйству занималась.

Выступил и Шарик, откашлялся и громко сказал:

— Писатель Скворцов, Шарик. Просто Шарик. Вся Россия знает Шарика.

Варвара ухмыльнулась и ему и тоже пожала его руку.

— Павел Иваныч, — попросила она, — вы помоложе, — турните его из-под дивана. Да уж и вы, Виткевич, помогите.

Володин сказал, хихикая:

— Турнем, турнем.

И пошел в зал.

— Турнем, тетенька, не беспокойтесь, — сказал Виткевич, подмигнул нахально Варваре и, проходя мимо нее, толкнул ее, словно невзначай, локтем.

Писатели переглянулись. Шарик легонько свистнул.

Кота кое-как вытащили и сняли у него с хвоста гремушки. Передонов отыскал репейниковые шишки и снова принялся лепить их в кота. Кот яростно зафыркал и убежал в кухню. Писатели смеялись. Кот казался им символическим, — вот именно этот Передоновский кот.

Передонов, усталый от возни с котом, уселся в своем любимом положении — локти на ручки кресла, руки сложены на животе, пальцы скрещены, нога на ногу, лицо неподвижное и угрюмое.

V

Сергей Тургенев мечтательно поднял серые глаза к потолку, оклеенному бумажкою, и сказал:

— Зеленоокие коты, любящие на кровлях, выше человеческого жилья, — вот прообраз сверхчеловека.

Шарик презрительно усмехнулся.

— Ну, а по-вашему как же? — спросил Сергей Тургенев.

127