Сергей Тургенев скромно улыбался, как улыбается гений, уверенный в величии своего замысла.
— Да, — сказал он застенчиво, — это будет очень интересное и глубокое по мысли творение. Я уже посвятил его вечности и потомству. Это будет истинный chef-d'oeuvre.
Передонов вдруг захохотал. Сергей Тургенев вздрогнул и с ненавистью посмотрел на Передонова.
На вечеринке у Грушиной Шарик, увидев, что дамы смотрят на них, сказал:
— Какие пошлые сны шляются в этом затхлом городе! Тургенев, расскажите им ваш сон об аллее вещих птиц. В нем аховое настроение.
Сергей Тургенев мечтательно улыбнулся, поднял глаза к потолку и заговорил томным голосом:
— Явиделсон. Не все в нем было сном. Аллея, длинная, без конца. У всех деревьев отрублены вершины. Между каждою парою деревьев цветет мистический огонь. На каждом дереве сидит таинственная, вещая птица, сидит и хлопает глазами. Богатое настроение! Но нет, друг мой Шарик, — говорил он, изнемогая от истомы, — они не поймут. Они не могут этого понять!
Передонов шептал:
— Аминь, аминь, рассыпься!
Уже завидовал Шарик сну Сергея Тургенева. Он задумывал свой сон, чтобы затмить все раньше рассказанные, — сон явно неправдоподобный, с множеством подробностей. В этом сне были и ширококрылый орел, — сам Шарик, — и змея, и ворон, и кроваворотые тюльпаны, распустившиеся на лазорево-голубых куртинах. Но Рутилов внезапно помешал его рассказу.
— А я так никогда снов не вижу, — сказал он, — а и увижу, так сейчас же забуду. Стоит помнить, право!
Рутилову захотелось поддержать перед заезжими писателями достоинство образованного человека.
Сергей Тургенев спросил его, пожимая плечами:
— Отчего же?
— Да я в сны не верю, — сказал Рутилов. — Мы ведь хоть и в провинции живем, а все-таки не совсем одичали.
Сергей Тургенев отвечал ему высокомерно:
— Конечно, не всякой душе дано соприкасаться с вечными проблемами бытия.
Рутилов, чувствуя себя уязвленным словами писателя, сказал:
— Только мужичье в сны верит. Образованным людям не пристало такое суеверие.
Шарик язвительно улыбался.
— Полированность! — злобно сказал он.
Сергей же Тургенев, довольный тем, что рассказал свой сон, был настроен теперь благодушно. Он провел рукою по волосам и сказал:
— Нет, я не смеюсь над народными суевериями. Народные предания близки мне: я — внук простонародья, я — племянник ворожащего горя, я — родич всероссийского скитальчества и ведовства. Вещими снами обвеяна моя колыбель. Мое сердце верит во все эти сказки. О, я — безумец! Сегодня мне еще снилось, — я был царевич, прекрасный, юный: мои очи сияли, как звезды, мои кудри рассыпались по плечам золотым каскадом, на моих устах цвели розы, — прелестные девы целовали мои руки устами легкими, как сон.
В это время Передонов опять внезапно и громко зевнул и перекрестил рот, крадучись, чтобы не видели.
Запахло съестным. Грушина позвала гостей в столовую. Все пошли, толпясь и жеманясь. Расселись кое-как.
Писатели сели рядышком. Грушина потчевала их:
— Кушайте, пожалуйста. Чего вы желаете?
Сергей Тургенев усмехнулся меланхолически, принял вдохновенный вид и сказал:
— Чего я желаю? Но мои желания ненасытны… Я бы желал вспорхнуть, как радужно-крылая птица, и лететь, лететь…
Шарик угрюмо заявил:
— А я желаю дать в морду какому-нибудь мерзавцу.
Сергей Тургенев возразил:
— Нет, я хочу иметь женщину, безумную, как я! С рыжими волосами, с глазами зелеными и дикими, длинную и гибкую, как змея, и такую же злую.
Писателям одновременно пришла в голову одна и та же блистательная затея. Они перемигнулись, встали из-за ужина, отошли к сторонке и заговорили очень горячо. Они оба враз уговаривали друг друга жениться на Грушиной.
Сергей Тургенев говорил:
— В ней есть что-то вакхическое. Ей недостает только тирса и леопардовой шкуры.
Шарик отвечал:
— Я, право, не прочь бы. Но, по-моему, вам больше подходит.
И оба наперерыв выхваляли Грушину. Каждый из них думал погубить своего приятеля этою женитьбою.
В передней Рутилов говорил со смехом:
— Что ты кутаешься, Ардальон Борисыч? Ведь тепло!
Передонов ответил:
— Здоровье всего дороже.
Сергей Тургенев возразил мечтательно:
— Нет, всего дороже слава.
Шарик поправил его:
— Честная слава!
— О, все равно! — сказал Сергей Тургенев, — ведь и убийство может быть красивым жестом.
В тот день, когда Передоновы собирались делать визиты, — что у Рутиловых было, конечно, заранее известно, как и всякие другие новости, — сестры отправились к Варваре Николаевне Хрипач, из любопытства, посмотреть, как-то Варвара поведет себя здесь.
У Хрипачей уже сидели в тот день писатели Шарик и Тургенев. Они изучали нравы, а потому старались везде бывать. Заговорили о последней городской новости, о женитьбе Передонова и вообще об его странностях.
— Кстати, — сказала Людмила, — какой у вас красивый мальчик есть в гимназии, Саша Пыльников, — писаный красавец!
Варвара Николаевна удивилась, — ей показалось, что это не вовсе кстати, и переход от Передонова к смазливому мальчику был ей непонятен, а потому казался даже несколько неприличным.
— Я их, право, не знаю, никого, — сказала она. — Их там много, и я не имею к ним никакого отношения.
— Он у вас — новый, — сказала Людмила.
— Да? Но я и старых не знаю, подавно новых, — возразила Варвара Николаевна.