— Да вот горластая-то, толстуха-то эта, как ее, не знаю, — шептал Передонов.
— Горластая, горластая, — растерянно припоминал Богданов, — это Скобочкина, да?
— Ну, да, — подтвердил Передонов.
— А, как же, как же так! — восклицал шепотом Богданов, — Скобочкина, в красной рубашке, а! Да вы сами видели?
— Видел, — да она, говорят, и в школе так щеголяет. А то и хуже бывает — сарафан наденет, совсем как простая девка ходит.
— А, скажите! Надо, надо узнать. Так нельзя, нельзя. Уволить за это следует, уволить, — лепетал Богданов. — Она всегда такая была.
Обедня кончилась. Выходили из церкви. Передонов сказал Крамаренку:
— Ты, черныш-огарыш, зачем в церкви улыбался? Вот погоди, ужо отцу скажу.
Передонов говорил иногда «ты» гимназистам не из дворян; дворянам же он всегда говорил «вы». Он узнавал в канцелярии, кто какого сословия, и его память цепко держалась за эти различия.
Крамаренко посмотрел на Передонова с удивлением и молча пробежал мимо. Он принадлежал к числу тех гимназистов, которые находили Передонова грубым, глупым и несправедливым и за то ненавидели и презирали его. Таких было большинство. Передонов думал, что это — те, кого директор подговаривает против него, если не сам, то через сыновей.
К Передонову подошел — уже за оградою — Володин с радостным хихиканьем, — лицо, как у именинника, блаженное, котелок на затылке, тросточка наперехват.
— Знаешь, что я тебе скажу, Ардальон Борисыч, — зашептал он радостно, — я уговорил Черепнина, и он на днях вымажет Марте дегтем ворота.
Передонов помолчал, соображая что-то, и вдруг угрюмо захохотал. Володин так же быстро перестал осклабляться, принял скромный вид, поправил котелок и, поглядывая на небо и помахивая тросточкою, сказал:
— Хорошая погодка, — а к вечеру, пожалуй, дождик соберется. Ну, и пусть дождичек, мы с будущим инспектором дома посидим.
— Не очень-то мне дома сидеть можно, — сказал Передонов, — у меня нынче дела, надо в город ходить.
Володин сделал понимающее лицо, хотя, конечно, не знал, какие это нашлись вдруг у Передонова дела. А Передонов думал, что ему необходимо будет сделать несколько визитов. Вчерашняя случайная встреча с жандармским офицером навела его на мысль, которая показалась ему весьма дельною: обойти всех значительных в городе лиц и уверить их в своей благонадежности. Если это удастся, тогда, в случае чего, у Передонова найдутся заступники в городе, которые засвидетельствуют его правильный образ мыслей.
— Куда же вы, Ардальон Борисыч? — спросил Володин, видя, что Передонов сворачивает с того пути, по которому всегда возвращался, — разве вы не домой?
— Нет, я домой, — ответил Передонов, — только я нынче боюсь по той улице ходить.
— Почему же?
— Там дурману много растет, и запах тяжелый; это на меня сильно действует, одурманивает. У меня нынче нервы слабы. Все неприятности.
Володин опять придал своему лицу понимающее и сочувственное выражение.
По дороге Передонов сорвал несколько шишек от чертополоха и сунул их в карман.
— Это для чего же вы собираете? — осклабясь, спросил Володин.
— Для кота, — хмуро ответил Передонов.
— Лепить в шкуру будете? — деловито осведомился Володин.
— Да.
Володин захихикал.
— Вы без меня не начинайте, — сказал он, — занятно.
Передонов пригласил его зайти сейчас, но Володин сказал, что у него есть дело: он вдруг почувствовал, что как-то неприлично все не иметь дела; слова Передонова о своих делах подстрекали его, и он сообразил, что хорошо бы теперь самостоятельно зайти к барышне Адаменко и сказать ей, что у него есть новые и очень изящные рисунки для рамочек, так не хочет ли она посмотреть. Кстати, думал Володин, Надежда Васильевна угостит его кофейком.
Так Володин и сделал. И еще придумал одну замысловатую штуку: предложил Надежде Васильевне заниматься с ее братом ручным трудом. Надежда Васильевна подумала, что Володин нуждается в заработке, и немедленно согласилась. Условились заниматься три раза в неделю по два часа, за тридцать рублей в месяц. Володин был в восторге, — и денежки, и возможность частых встреч с Надеждою Васильевною.
Передонов вернулся домой мрачный, как всегда. Варвара, бледная от бессонной ночи, заворчала:
— Мог бы вчера сказать, что не придешь.
Передонов, дразня ее, рассказал, что ездил к Марте. Варвара молчала. У нее в руках было княгинино письмо. Хоть и поддельное, а все-таки…
За завтраком она сказала, ухмыляясь:
— Пока ты там вожжался с Марфушкой, здесь я без тебя ответ получила от княгини.
— А ты разве ей писала? — спросил Передонов.
Лицо его оживилось отблеском тусклого ожидания.
— Ну вот, валяет петрушку, — отвечала Варвара со смехом, — ведь сам же велел написать.
— Ну, что же она пишет? — спросил Передонов тревожно.
— Вот письмо, читай сам.
Варвара порылась в карманах, словно искала засунутое куда-то письмо, потом достала его и подала Передонову. Он оставил еду и с жадностью накинулся на письмо. Прочел и обрадовался. Вот, наконец, ясное и положительное обещание. Никаких сомнений у него не явилось. Он наскоро кончил завтрак и пошел показывать письмо знакомым и приятелям.
Угрюмо-одушевленный, он быстро вошел в Вершинский сад. Вершина, как почти всегда, стояла у калитки и курила. Она обрадовалась: раньше его надо было заманивать, теперь сам зашел. Вершина подумала:
«Вот что значит проехался-то с барышней, побыл с нею, — вот и прибежал! Уж не хочет ли свататься?» — тревожно и радостно думала она.