Мелкий бес - Страница 156

К оглавлению

156

За обедом Нартанович сказал Марте:

— Глупый этот у них учитель. Своих детей не имеет, чужих сечь ездит. Смагач!

— На первый раз можно было бы и не сечь, — сказала Марта.

Нартанович посмотрел на нее строго, и сказал внушительно:

— В ваши лета человека выхлестать вовсе не лишнее, — имей это в памяти. Да он и заслужил.

Марта покраснела. Владя сказал, сдержанно улыбаясь:

— До свадьбы заживет.]


Варвара ничего не знала о том, куда отправился Передонов. Она провела жестоко-беспокойную ночь.

Но и вернувшись утром в город, Передонов не пошел домой, а велел везти себя в церковь, — в это время начиналась обедня. Ему казалось теперь опасным не бывать часто в церкви, — еще донесут, пожалуй.

Встретив при входе в ограду миловидного маленького гимназиста с румяным, простодушным лицом и непорочными голубыми глазами, Передонов сказал:

— А, Машенька, здравствуй, раздевоня.

Миша Кудрявцев мучительно покраснел. Передонов уже несколько раз дразнил его, называя Машенькой, — Кудрявцев не понимал, за что, и не решался пожаловаться. Несколько товарищей, глупых малышей, толпившихся тут же, засмеялись на слова Передонова. Им тоже весело было дразнить Мишу.

Церковь во имя пророка Ильи, старая, построенная еще при царе Михаиле, стояла на площади против здания гимназии. Поэтому по праздникам к обедне и всенощной гимназисты обязаны были сюда собираться и становиться с левой стороны, у придела св. Екатерины-великомученицы, рядами, — а сзади становился один из помощников классных наставников, для надзора. Тут же рядом, поближе к середине храма, становились учителя гимназии и директор, со своими семьями. Собирались, обыкновенно, почти все православные гимназисты, кроме немногих, которым разрешено было посещать свои приходские церкви с родителями.

Хор из гимназистов пел хорошо, и потому церковь посещалась первогильдейным купечеством, чиновниками и помещичьими семьями. Простого народу бывало немного, тем более, что обедню здесь служили, сообразно с желаниями директора, позже, чем в других церквах.

Передонов стал на привычное свое место. Певчие отсюда все были ему видны. Щуря глаза, он смотрел на них, и думалось, что они стоят беспорядочно, и что он подтянул бы их, если бы он был инспектором. Вот смуглый Крамаренко, маленький, тоненький, вертлявый, все оборачивается то туда, то сюда, шепчет что-то, улыбается, — и никто его не уймет. Безобразие, — думал Передонов, — эти певчие всегда негодяи; у него звонкий, чистый дискант, — так уж он думает, что и в церкви можно шептать и улыбаться. И хмурился Передонов. Рядом с ним стоял пришедший попозже инспектор народных училищ Сергей Потапович Богданов, старик с коричневым глупым лицом, на котором постоянно было такое выражение, как будто он хочет объяснить кому-то что-то такое, чего еще и сам никак не может понять. Никого так легко нельзя было удивить или испугать, как Богданова: чуть услышит что-нибудь новое или тревожное, — и уже лоб его наморщивается от внутреннего болезненного усилия, и изо рта вылетают беспорядочные, смятенные восклицания.

Передонов наклонился к нему, и сказал шепотом:

— У вас учительница в красной рубашке ходит, босошлепом.

Богданов испугался. Белая еретица его трусливо затряслась на подбородке.

— Что, что вы говорите! — сипло зашептал он, — кто, кто такая?

— Да вот горластая-то, толстуха-то эта, как ее, не знаю, — шептал Передонов.

— Горластая, горластая, — растерянно припоминал Богданов, — это Скобочкина, да?

— Ну, да, — подтвердил Передонов.

— А, как же, как же так! — восклицал шепотом Богданов. — Скобочкина в красной рубашке, а! Да вы сами видели?

— Видел, — да она, говорят, и в школе так щеголяет, совсем босая.

— А, скажите! Надо, надо узнать! Так нельзя, нельзя. Уволить за это следует, уволить, — лепетал Богданов.

Обедня кончилась. Выходили из церкви. Передонов сказал Крамаренку:

— Ты, черныш-огарыш, зачем в церкви улыбаешься? вот погоди, ужо отцу скажу.

Передонов говорил иногда «ты» гимназистам не из дворян; дворянам же он всегда говорил «вы».

Крамаренко посмотрел на Передонова с удивлением, и молча пробежал мимо. Он принадлежал к числу тех гимназистов, которые находили Передонова грубым, глупым и несправедливым, и за то ненавидели и презирали его. Таких было большинство. Передонов думал, что это те, кого директор подговаривает против него.

К Передонову подошел, — уже за оградой, — Володин с радостным хихиканьем, — лицо, как у именинника, блаженное, — котелок на затылке.

— Знаешь, что я тебе скажу, Ардальон Борисыч, — зашептал он радостно, — я уговорил Черепнина, и он на днях вымажет Марте дегтем ворота.

Передонов помолчал, соображая что-то, и вдруг угрюмо захохотал. Володин так же быстро перестал осклабляться, принял скрытный вид, поправил котелок, и, поглядывая на небо, сказал:

— Не очень-то мне дома сидеть можно, — сказал Передонов, — у меня нынче дела, надо в город ходить.

Володин сделал понимающее лицо, хотя, конечно, не знал, какие это нашлись вдруг у Передонова дела. А Передонов думал, что ему необходимо будет сделать несколько визитов. Вчерашняя случайная встреча с жандармским офицером навела его на мысль, которая показалась ему весьма дельною: обойти всех значительных в городе лиц, и уверить их в своей благонадежности. Если это удастся, тогда, в случае чего, у Передонова найдутся заступники в городе, которые засвидетельствуют его правильный образ мыслей.

156